Вятское духовное училище
Духовное училище в дореволюционный период было одним из центров просвещения вятского края. Начало духовному образованию на Вятке было положено архиепископом Лаврентием I (Горкой), пожалуй, самым известным из вятских архиереев. В 1735 г. по его инициативе в городе была открыта славяно-латинская школа, которая в 1758 г. при епископе Варфоломее (Любарском) была преобразована в духовную семинарию. В 1818 г. низшие классы были выделены из семинарии и преобразованы в Вятское духовное училище. Первоначально под учебное заведение были отведены два каменных флигеля рядом с Троицким кафедральным собором, но к конце 1820-х гг. оба они стали ветхими и требовали реконструкции.
Было принято решение строить новые здания для училища. Они расположились на улице Успенской и были возведены в 30-е гг. XIX в. при ректоре училища протоиерее Петре Орлове. Несколько построек выходило на Семеновскую площадь, а часть – к реке Вятке. Историк П. Н. Луппов в одной из своих работ перечислял училищные строения следующим образом: «1) главное (трехэтажное) каменное здание, в котором помещались ученики училища; влево от него: 2) двухэтажный каменный дом (с квартирами смотрителя, его помощника и эконома) и 3) одноэтажная, небольшая деревянная больница; вправо 4) деревянный амбар (кладовые). По задней линии училищного двора — к берегу — расположились: 5) баня для начальствующих лиц, 6) сарай и 7) баня для учеников (каменное здание). Посредине двора, недалеко от главного здания были 8) небольшое деревянное сооружение над колодцем, колокольня, в которой помещались, кажется, три колокола». Воспоминания Луппова касаются периода конца 1870-х гг., когда Павел Николаевич поступил в училище. Таким образом, можно сделать вывод, что в училищном городке помимо учебных помещений были своя больница, дворовая колокольня, баня, а также прекрасный сад, выходивший к крутому обрыву у Кикиморской горы.
Главный трёхэтажный корпус Вятского духовного училища (в народе – «Малая семинария») был выстроен в 1834 г.. Проект здания выполнен губернским архитектором А. Е. Тимофеевым согласно типовому образцу № 1 из серии фасадов, разработанных Строительным комитетом под руководством В. П. Стасова в 1811 г. По проекту архитектора Я. П. Максимовича в 1903 г. здание было расширено за счёт северного пристроя с домовой церковью во имя святых мучениц Софии, Веры, Надежды и Любови.
П-образное в плане здание, поставленное по красной линии улицы, решено в классицистическом стиле. Главный фасад оформлен крупным восьмипилястровым портиком под фронтоном. Центральные окна рустованного цоколя помещены в арочные ниши. Мерный ритм проёмов, акцентированных сандриками на кронштейнах и замковыми камнями, создают ясный и художественно цельный архитектурный образ здания. Пристрой, завершавшийся звонницей над аттиковой стенкой, не нарушал стилевого единства дома.
Каковы были учеба и внутренние порядки в Вятском духовном училище («бурсе») в эти дореформенные (1830–1850-е) годы? Достаточно полную информацию можно найти в воспоминаниях вятского врача С. И. Сычугова «Записки бурсака». В частности, он писал, что порядки в училище в этот период времени были очень жесткие, обучение у Сычугова началось с такого случая: «На другой день по поступлении в училище явился училищный персонал и на скорую руку произвел опять нечто вроде экзамена для того, вероятно, чтобы определить, какое место мы, новички (нас, поступивших прямо во 2-й класс, было только двое), должны занимать в классе. Места у нас занимались по успехам... Я получил второе место, первое же не мог занять ни под каким видом, ибо оно с первого еще класса отдано было сыну смотрителя. По уходе ареопага учитель назначил меня авдитором. Обязанность этого чина состояла в том, чтоб он каждое утро прослушивал уроки пяти своих товарищей и выставлял им отметки в нотате, которою называлась тетрадь, заготовленная на целый месяц, испещренная клетками для отметок и вмещающая в себе список всех учеников. Отметки были таковы: sc — т. е. sciens (знающий); er — errans (заблуждающийся); nt — non totum (не вполне) и ns — nesciens (незнающий). Нотата хранилась у первого ученика, называвшегося цензором, в нее до 8 ч. обязательно все авдиторы должны были внести отметки. В 8 ч. являлся учитель; ему цензор подавал нотату, и все, получившие nt и ns, отправлялись к порогу, где их с особым удовольствием ожидали палачи — тоже товарищи, но только сидевшие в камчатке и решившие не заглядывать ни в какой учебник. Были, впрочем, любители посечь товарищей и из хороших учеников. Такие уж жестокие тогда были нравы!».
«Розги или лозы заготовлялись патентованными палачами в училищном саду из березовых прутьев... Объяснения уроков нашими учителями не практиковалось. 4 часа, назначенные для класса, распределялись так: 1-2 часа уделялись на порку, согласно отметкам нотаты; вторая половина посвящалась спрашиванию тех, у кого стояли sc и er, и только минут за пять до 12 час. учитель в учебнике ногтем проводил две черты, приговаривая: «От сих и до сих». Когда кончилась порка, учитель вызвал на средину класса меня и спросил урок, который я ответил безошибочно, — из слова в слово, как у нас выражались. Я получил похвалу и начал понемногу приходить в нормальное состояние после того потрясения, которое произвела на меня порка товарищей. Но на беду мою вскоре был вызван один из моих подавдиторных, которому я поставил в нотате sc. Правда, он ошибался в уроке, но уж чуть не со слезами упрашивал меня поставить ему sc, обещая подзубрить его. Я умилосердился и поверил обещанию. Вызванный ученик начал путаться, а когда учитель закричал на него и стал изливать целый поток бранных слов, он и совсем опешил…. Учитель с пеною у рта накинулся на меня, осыпал бранью и, схватив за волосы, потащил к порогу, где производилась экзекуция... Стащили с меня брюки, положили их под голову и крепко притиснули меня к полу. Должность палача возложена была на этот раз на ученика, из-за которого я должен был страдать. Он был не новичок и, вероятно, практиковался уже в порке товарищей. По крайней мере, первый удар розгою вызвал такую (вероятно, с непривычки) жестокую боль, что я вскочил на ноги, как ужаленный. Число держателей увеличили и началась средней силы порка (мне дали не более 30 розог). По окончании порки я получаю приказ разрисовать марфутку у моего палача… Роль истязуемого благодаря грубому насилию, я поневоле выполнил, но когда выпала на мою долю почетная профессия палача, я не выдержал, со мной случился обморок. Товарищи говорили после, что перед падением на пол я каким-то ужасно диким голосом прохрипел: убить меня вы можете, но я бить никого не буду. Должно быть, этот казус на этого учителя, а через него и на других наших педагогов произвел впечатление: меня мои подавдиторные много раз драли, но я никогда не получал приказания быть заплечных дел мастером. Итак, 3 сентября 1850 г. совершилось кровавое бурсацкое крещение!»
Сычугов указал на суровость порядков бурсы и бессмысленность педагогического процесса, когда учеников заставляли просто бездумно зубрить тексты, а мотивировать к получению хороших отметок сподвигало физическое насилие в виде порки.
Утренний класс в училище продолжался ровно четыре часа – с 8 до 12, перемен не полагалось. С. И. Сычугов в итоге пришел к любопытному выводу: «…Мне часто приходило на мысль, что не для собственного ли развлечения учителя так часто и так несправедливо драли нас? Ведь нелегко четыре часа просидеть за скучнейшим делом. Я недоумевал, да и теперь остаюсь в недоумении, для чего от наших учителей требовалось окончание курса в семинарии; их легко и удобно мог заменить каждый грамотный крестьянин...».
Впрочем, в последующие годы после Великих реформ 1860-х гг. порядки в учебном заведении стали менее жестокими. Из стен училища и семинарии вышли многие известные священнослужители, деятели образования, культуры, такие, как иеросхимонах Сергий Святогорец, художники братья В. М. и А. М. Васнецовы, историки А. С. Верещагин и П. Н. Луппов и другие. Правда, нужно отметить, что братья Васнецовы после учебы в училище решили не идти по стопам своего отца, который был сельским священником, а заняться художественным творчеством.
После прихода советской власти и закрытия училища в 1918 г. в здании располагались различные учреждения. С 1934 г. – рабфак педагогического института, в 1930–40-е гг. – школа руководящих колхозных кадров, с 1955 г. – факультет механизации Сельхозинститута (ныне – инженерный факультет ВГСХА). Некоторые здания бывшего Вятского духовного училища, в том числе главный корпус (ул. Урицкого, 36/1), сохранились, но большая часть строений была уничтожена в конце 1950-х гг. при возведении зданий ВГТРК «Вятка».